Проповедь о. Павла З. на 16 воскресенье после Троицы, 2025
Я хочу рассказать вам одну историю из моей христианской молодости. Сколько мне тогда было? Около тридцати, наверное. Страшно сказать, прошлый век. Так вот, я был на богословских семинарах в Новосибирске, и томские наши прихожане, выходцы из пятидесятнической или харизматической церкви сообщили нам, что на трассе Новосибирск – Томск произошла авария. Маршрутка с пассажирами вылетела на встречное движение и столкнулась с грузовиком. А может быть было наоборот, я уже не помню. Помню только, что из пассажиров, сидящих в маршрутке, никто толком не пострадал – были ушибы, сотрясение, ссадины, и это было просто чудо, что они так легко отделались – кроме двоих. Водителя и пассажира, что сидел рядом с ним, впереди. Ну, вы знаете, как выглядят «Газели», представляете. Водитель погиб сразу, а пассажир впал в кому – бессознательное состояние – и находился в реанимации. Почти все пассажиры маршрутки были прихожанами томской харизматической церкви, а пассажир на переднем сидении – их пастор.
Наши томичи хорошо знали людей из «Газели». И они тогда сидели на телефоне, выясняя, что и как. Так что мы все были в курсе всех событий, и мы, конечно, помолились об исцелении всех пострадавших. А на следующий день, люди из этой маршрутки позвонили своим друзьям в Новосибирск сами и сказали: «Наш пастор умер. Но мы считаем, что это несправедливо – мы живы, а он – нет. Это испытание нашей веры. Мы идем в морг и будем там молиться за его воскрешение. И просим вас тоже присоединиться к этой молитве, когда мы в морге будем возлагать на него руки».
Это был шок для нас. Потому что можно, наверное, верить во всякие разные вещи, типа духовных крещений и ангельских языков, можно сильно переживать и даже сетовать на Бога, но есть вещи, что нам не под силу. И если мы будем делать вид, что мы можем ходить по воде и усмирять бурю – мы утонем. Если мы будем самонадеянно отказываться от лекарств и врачебной помощи и только молиться – мы умрем. И если мы будем приходить на кладбище, к дорогим нам могилам, с надеждой ВЕРНУТЬ ушедших, мы станем пациентами врачебного заведения закрытого типа.
Есть вещи, что нам не под силу.
Никто не может повернуть время вспять и исправить ситуацию. Свернуть вовремя с дороги, из-под колес грузовика, когда они уже наехали. Или – сойти с рейса самолета, который разбился. Все это только фантазии, сюжеты для мистических триллеров, но мы не живем в этих фантазиях. Мы живем в мире, обусловленном причинно-следственной связью. И хотя в таком мире тоже хватает чудес – прохожий, что выталкивает ребенка из-под машины, срочные обстоятельства, что заставляют (вот досада!) сдать билет на самолет, который разобьется, или та удивительная история, когда в пожаре рухнувшего авиалайнера гибнут все, кроме двух стюардесс, не получивших даже царапины, но мы знаем – есть вещи, которые если уже произошли – то произошли раз и навсегда.
И смерть из их числа.
Я не про клиническую смерть, из которой стольким уже удалось вырваться, вы понимаете, о чем я.
Мы тогда не стали молиться о воскрешении харизматического пастора, потому что для нас это было ИСКУШЕНИЕМ Бога. Мы помолились за упокой его души. А его прихожане, насколько я знаю, пережили очень сильную депрессию в морге. И некоторые из них перестали вообще ходить в церковь.
Есть вещи, что нам не под силу. Но разве они не под силу Богу? Разве Он не в состоянии воскресить умершего? Кажется, наш сегодняшний евангельский текст опровергает все то, о чем я столько перед этим говорил. Кажется… Но давайте прочтем эту историю, описанную Лукой в своем Евангелии.
11 … Иисус пошел в город, называемый Наин; и с Ним шли многие из учеников Его и множество народа.
12 Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города.
13 Увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь.
14 И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань!15 Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его.
16 И всех объял страх, и славили Бога, говоря: великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой. (Лк 7)
Эта история повторится потом с умершей девочкой, которую Он шёл исцелять, но задержался, отвлёкся на женщину, страдавшую кровотечением и прикоснувшуюся к Нему, а девочка в это время умерла: «Все плакали и рыдали о ней. Но Он сказал: не плачьте; она не умерла, но спит. И смеялись над Ним, зная, что она умерла». (Лк 8:52-53). Он тогда сказал этой мёртвой девочке те же самые слова, что и наинскому юноше: «Встань!» Сказал, как будто они были живы.
Грехи, болезни, бесы и смерть отступали перед Ним, будто не имели никакой власти, а для Него они, кажется, были одной природы. То, перед чем пасуем мы, даже с современной медициной, не имело никакой власти перед этим Человеком. Почему так?
Мы с вами мыслим человека, как «человека живущего». Пока он жив, он есть, вот он он – говорит, движется, что-то делает. А когда он умирает – его уже нет. Был человек – нет человека. Для атеиста его нет совсем, для христианина его нет тут, здесь только мёртвое тело. Мы живём с вами на временной оси, которая, через наш опыт, выглядит так: «не было – стало – было – есть – будет (возможно) – не стало». Потомкам остаётся только имя, память, след в делах. А где же сам человек? Где его личность, его «я», что было подобно нашим «я» и на них совершенно не похоже?
Этим философским вопросом задаётся страдающий, ищущий ответов Иов, задаётся ещё в те времена, когда человечество даже не задумывалось о вечности души, уж не говоря о теле.
1 Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями:
2 Как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается.
3 И на него-то Ты отверзаешь очи Твои, и меня ведешь на суд с Тобою?
4 Кто родится чистым от нечистого? Ни один.
5 Если дни ему определены, и число месяцев его у Тебя, если Ты положил ему предел, которого он не перейдет,
6 То уклонись от него: пусть он отдохнет, доколе не окончит, как наемник, дня своего. (Иов 14)
Иов, в своей четвёртой речи, начинает, как человек своего времени, с описания конечности бытия и ее бренности, и, кажется, описание жизни у Иова тут ничем не отличается от жизни любого животного. Впрочем, отличается – человек способен осознавать своё страдание и свою конечность, и если дело ограничивается только этим, то какие могут быть у Создателя к нему вопросы и претензии? Какие претензии к коню, страусу, орлу? Но Иов сам опровергает себя дальше.
Самоосознание человека рождает в нём вопросы смысла его существования, и если эти вопросы не находят ответа в дискуссии среди себе подобных (как не нашли они ответа в споре Иова с друзьями), то самое время развернуть лицо своё к небу и задать их, эти вопросы смысла, по адресу.
Тому, кто знает ответ.
И если смерть человека – это его итог после долгих и бессмысленных страданий, то зачем тогда он? Нет, лучше поставить вопрос, так, как у Иова, на пределе: «Зачем тогда Он?», Он, который с большой буквы «О». И Иов нащупывает в темноте своего бытия что-то похожее на ответ: «Так быть не может. Незачем Ему такой человек, ничем не отличимый от коровы, червя, моли или искр костра.
13 О, если бы Ты в преисподней сокрыл меня и укрывал меня, пока пройдет гнев Твой, положил мне срок и потом вспомнил обо мне!
14 Когда умрет человек, то будет ли он опять жить? Во все дни определенного мне времени я ожидал бы, пока придет мне смена.
15 Воззвал бы Ты, и я дал бы Тебе ответ, и Ты явил бы благоволение творению рук Твоих… (Иов 14)
Знаете, я так люблю копаться в текстах, особенно, когда они мне кажутся не очень ясными. Знаете, как звучат эти строки в Септуагинте, греческом переводе Ветхого Завета?
Если бы Ты в аде меня сохранил, скрыл бы меня, пока престанет гнев Твой, и Ты назначил (бы) мне время, в какое сотворишь память обо мне. (пока очень похоже, да?)
Ибо, если умрёт человек, (то) жив будет, скончав дни жития своего. Потерплю, пока опять буду. (Иов (Септ) 14:13-14)
А вот тут вы почувствуете разницу.
Иов, подошедший к границе бытия и смерти, обрёл уверенность, и его вопросы на наших глазах обрели новый статус – статус веры. Он верит, что такая жизнь, с таким финалом, не просто не устраивает его, Иова, и даже не просто не устраивает Бога. Она, такая жизнь, Его, Бога, недостойна!
«Потерплю, пока опять буду!» — это клич уже того, кто прозрел смысл своего существования, но ещё не очень может выразить его в словах. «Опять буду» — с языка Септуагинты это переводится как старославянское «пакибытие», то, о чём Иисус говорит Своим ученикам, обещая им это «пакибытие», жизнь будущего века» в Мф 19:28, и это то «пакибытие и обновление», о котором пишет Титу Св. Павел (Тит 3:5).
Обновление и воскрешение жизни прозревает Иов верой, и продолжает свою молитву:
Ты позовёшь, и я отвечу Тебе, о создании рук Твоих Ты возжаждешь. (Иов (ТМ) 14:15)
Послушайте, что говорит верующий человек: «Даже если я умру, это не конец, потому что и там, за гранью этого бытия, я буду ждать Твоего слова. И когда оно прозвучит, когда Ты позовёшь меня, я отвечу тебе»
14 … и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань!
15 Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить… (Лк 7)
Так, в чуде воскрешения сына наинской вдовы, в чуде воскрешения дочери Иаира, в чуде воскрешения Лазаря воскресает и вера Иова, воскресает и наша с вами вера, о которой мы говорим каждое воскресенье в Символе веры: «Ожидаю воскресения мёртвых и жизни будущего века».
Как и Иов, мы с вами верим в это «пакибытие», в отчаянное его «Потерплю, пока опять буду!»
Ты позовёшь, и я отвечу Тебе, о создании рук Твоих Ты возжаждешь. (Иов (ТМ) 14:15)
Бог жаждет нас, свои творения, жаждет нашего восстановления в воскресении. Только такой Бог даёт нам смысл жить в этом мире, полном страданий. Страданий, устроенных нами самими.
А чего жаждем мы? Продлить наши годы тут, на земле, ещё лет на 70-80 в дополнение к нашим семидесяти? Вон, один тиран из моей бывшей страны, например, мечтает жить до ста пятидесяти лет, и наука с современной медициной вполне к этому движутся. Об этом ли вопль Иова? Или о тех жизнях, что этот тиран, руками своих верных убийц, прервал? О том, что всё не напрасно, несмотря на Освенцим, ГУЛАГ и Бучу?
Чего жаждет отец, потерявший сына, и жена, потерявшая мужа? Чего жаждет смертельно раненый солдат на краю воронки, жизнь которого только началась, и вся уместилась в защиту своей земли от врага?
А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, И я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. (Иов 19:25-27)
Мы читаем эти слова Иова на Пасху, когда приходим сюда, в церковь, чтобы вновь удостоверить победу жизни над смертью. Жизни, которая потому и больше этого нашего бытия, нашего «родился-жил-умер», что Он пришёл в этот мир не воскрешать наших умерших, а дать нам смысл нашей жизни с Ним, в Его вечности, в Его «пакибитии».
Встречаясь с Ним каждое воскресенье в святом Причастии, мы буквально едим и пьем эту вечную жизнь, которой Он продолжает делиться с нами, «доколе Он придёт»
Он жаждет о нас.
Жаждем ли мы Его? Выходя к алтарю, встречаясь с ним в Таинстве Таинств, чего хотим мы от Него? Смысла – или земных благ? Временного – или вечного?
В этом вопрос нашего сегодняшнего воскресенья.